«Тогда [в начале 1920-х гг.] еще думали, что Белая армия пригодится для спасения Родины. Жизнь в течение ближайших двух¬-трех лет разочаровала нас. У беженцев явилось мрачное предчувствие, что уже не видать им больше родной земли, а следовательно, что уже нужно так или иначе устраиваться где попало. И куда только не занесло нас, горемычных. Кажется, буквально нет в мире страны, где теперь не оказалось бы русских. Один из моих знакомых шутил: «Теперь русский язык мировой, и можно нам путешествовать без всяких проводников». Приедешь, например, на пароходе в Индию, крикнешь по-русски с корабля: «Эй, кто тут Иван или Степан из России?» И непременно с пристани кто-нибудь откликнется. Не говорю уже о Европе и Северной Америке, но и в Азин, и в Южной Америке, и в Австралии, и даже на некоторых тихоокеанских островах осели целые группы или отдельные лица из беженцев.
Невольно напрашивается вопрос: какой исторический смысл в этом рассеянии нас по миру? Ведь это – повторение еврейского переселения. Там был смысл: подготовка мира к принятию Мессии Христа. А у нас? Если сказать лишь, что мы несем Божие наказание за отпадение от веры, но ведь не такие же мы безбожники? Если, как многие белые думали про себя, будто мы – соль национальной России и обязаны теперь вести борьбу против большевистского безбожного интернационализма через словесную и печатную пропаганду, то это действовало еще лишь до критического исторического момента – этой войны. Когда же она началась, то вся пропаганда белых разлетелась как дым. Следовательно, и не в этом смысл беженства. В чем же он? Откровенно сказать: не ясно еще это мне.
И разумеется, он не в том, что русский балет при Мечето-Карло славится по миру танцорами и танцовщицами. И не в том, что два-три казацких хора ездят по миру и поют церковные песнопения и светские песни. И уж, конечно, не в том, что мы принесли «безбожной Европе» и «материальной Америке» свет Православия и святой жизни. Где же там! Кто будет судить по нас о «Святой Руси», тот быстро разочаруется и в нас, и в России. Так в чем же смысл? А он должен быть и с точки зрения Божественного провидения, и даже с рационально-исторической причинности. Сейчас я воздержусь от ответа.
Может быть, после посещения мною разных стран станут яснее результаты нашей заграничной жизни и наблюдений, и тогда можно попытаться наметить некоторый смысл. Как-никак, а говорят, что всех русских беженцев разных национальностей за границей насчитывается будто бы до двух миллионов. Я не согласен с этой цифрой, но считать нас возможно до миллиона или хотя бы до полумиллиона. Не случайная же мы щепка в мировом океане?! Но подождем выводов…»
Из: митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. Воспоминания. М., 2016. С. 464-465.