Из статьи: Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М. Русские в распадающемся Союзе // Российская история. 1992. №3. С. 3-15.
Двадцать лет назад, «закладывая» исследование о социальном развитии народов нашей страны и формулируя основные положения его программы, мы подчеркивали, что понятие «сближение наций» не однозначно и сходство народов «не всегда означает солидарность», оно может даже усиливать «соперничество, так как выравнивает возможности в состязании». Время действительно обнаружило, что «новая историческая общность — советский народ» оказалась малоустойчивой.
За пределами России, в республиках (включая Прибалтийские) проживало, по переписи 1989 г., свыше 25 млн. русских, что составило 17,4% всей их численности в стране. Наиболее крупные их массивы сосредоточены на Украине — 11,4 млн. человек (более 1/5 всего населения этой республики), в Казахстане — 6227 тыс. (примерно столько же здесь казахов — 6534 тыс.), в Узбекистане — 1653 тыс., в Белоруссии — 1342 тыс., в Киргизии — свыше 800 тыс., в Грузии, Азербайджане, Туркмении и Таджикистане — по 330—390 тыс. Русские преимущественно компактно расселены в городах. В Казахстане, Киргизии они составляют практически половину городского населения, а в других среднеазиатских республиках, на Украине, в Белоруссии — от 1/4 до 1/3. В сельском населении русские, за исключением Украины, Казахстана и отчасти Белоруссии, представлены очень незначительными группами.
По социальному положению это главным образом рабочие промышленности, специалисты и служащие. Причем в промышленности они заняты чаще всего на крупных предприятиях ведущих отраслей, составляя, например, на Украине около половины горняков, в Эстонии — значительную часть рабочих судостроительной промышленности, машиностроителей, в Грузии и Узбекистане — металлургов и машиностроителей (до 40%), работников химической промышленности. Наиболее значительную группу среди них составляют квалифицированные рабочие, выделяясь достаточно высоким уровнем жизни.
Другая большая социальная группа русских, живущих вне России, — интеллигенция. Состав ее существенно менялся за годы советской власти и заметно различается в разных регионах бывшей империи. На рубеже веков от 35 до 75% русского населения в национальных губерниях России составляли служащие административно-управленческого аппарата и военнослужащие.
Русские, прибывшие в республики Союза в 30—60-х гг. XX в., это в основной своей массе — работники промышленности. До 40—50 % (по разным республикам) всех работников умственного труда русской национальности составляли специалисты и руководители, занятые в промышленном производстве. В Узбекистане, Таджикистане, Туркмении даже абсолютная численность русских в составе инженерно-технических кадров была выше, чем представителей коренных национальностей. Исключение составляли Литва, Грузия, Армения, где эта категория русских была сравнительно малочисленной. Среди работников просвещения, печати, культуры, науки, где чаще требовалось знание республиканских языков, русских было сравнительно мало. В этой сфере представительство их по республикам существенно различалось. В Грузии, Эстонии, Латвии, к примеру, на 10 тыс. занятого городского населения их было... в 5—9 раз меньше, чем грузин, эстонцев, латышей, а на Украине, в Белоруссии, и в Молдавии русские до недавнего времени были представлены в близких пропорциях с коренными народами.
Следует сказать, что и в самой России русская интеллигенция в сравнении с другими нациями союзных республик выделялась мощным слоем инженерии, в то время как в науке она была лишь на 5-м месте среди других союзнореспубликанских наций. Доля же русской художественно-творческой интеллигенции в РСФСР была ниже среднесоюзных показателей.
60—70-е годы были временем, когда на глазах живущего поколения менялся социальный статус русских в стране в целом в сравнении с союзнореспубликанскими нациями и особенно наглядно в республиках. У армян, грузин, эстонцев, латышей, литовцев среди занятого населения своих республик работники умственного труда составляли 30—36%, столько же, сколько у русских в России.
Четко обозначилась тенденция сокращения различий в социальной структуре русских и других народов. В связи с этим наглядно проявлялось понижение доли русских в составе работников умственного труда в республиках... Заметно понижался статус русских в Литве, Эстонии, Узбекистане и даже в Белоруссии и в Молдавии. Данные этносоциологического исследования, проведенного отделом этносоциологии Института этнологии АН СССР в 1971—1972, 1979—1980 гг. в Эстонии, Узбекистане, Молдавии, Грузии, в 1991 г. в Эстонии, Узбекистане показывали, что повышение социального статуса детей в сравнении с родителями у русских, как правило, ниже, чем у представителей наций, дающих название республикам (например, в Молдавии — в 1,5 раза). В результате с 1959-го по 1989 г. превышение доли работников умственного труда среди русских в сравнении с коренными нациями снизилось во всех союзных республиках более чем вдвое. Выявляя эту тенденцию, этносоциологи прогнозировали растущую межэтническую напряженность в регионах.
Такая ситуация, когда меняются социально-статусные позиции контактирующих этнических общностей, во всем мире приводила к обострению межэтнических противоречий. Достаточно вспомнить конфликт англо- и франко-канадцев в Канаде, валлонов и фламандцев в Бельгии. Когда одна этническая общность догоняет по экономическому положению, социальному статусу, уровню культуры другую, в прошлом более развитую, у первой возникают новые потребности, у второй — опасение за прежний статус. Такова была социальная ситуация в Союзе к концу 70-х и в начале 80-х гг. с той лишь разницей, что в других развитых урбанизированных странах она отмечалась десятилетием раньше.
События, связанные с перестройкой, внесли два принципиально новых момента в самоощущение русских, в их национальное самосознание. Небывалое развитие национальных движений и межэтнические конфликты в республиках Прибалтики, Молдавии, Грузии, возложение вины на русских за нерешенность армяно-азербайджанского конфликта, движение за суверенитет на Украине, в Белоруссии, наконец, движение за расширение прав, затем и суверенитет народов в составе РСФСР, а в ряде случаев и за полную независимость в автономных республиках РСФСР — Татарии, Башкирии, Якутии, а с 1990 г. — Туве, Бурятии, Чечено-Ингушетии создали атмосферу появления у русских оборонительных, а затем, прежде всего в самой России, и наступательных настроений.
Кроме того, недовольство ухудшением экономического положения в республиках и общей политической и морально-нравственной обстановкой, что особенно проявилось уже в последние годы руководства страной Брежневым, проецировалось на центр, который ассоциировался с русскими. Поэтому естественной была реакция самих русских на эту ситуацию. Ведь сами они также страдали от командно-административной системы.
Штамп «оккупантов», «мигрантов—перекати-поле», обсуждение в республиках законов о государственном языке, обязывающих знать его при занятии должностей, связанных с обязательным межэтническим общением, о гражданстве, которого часть русского населения могла не получить, вызвали тревогу русского населения республик и консолидацию русских в самой России.
На первых шагах перестройки, практически до 1989 г., идеология и политика как команды М. С. Горбачева, так и лево-демократического фланга общественных объединений (Московская трибуна, затем Межрегиональная депутатская группа и т. д.) не была ориентирована, за редким исключением, на использование национальных идей. Среди либерально настроенной интеллигенции поддерживались идеи демократизации общества. В массе своей русские жили ожиданием экономических и политических перемен и идеей нравственного очищения.
В этом была одна из особенностей России. Ведь у наций союзных и автономных республик программы практически всех общественных движений имели национальные цели, в той или иной форме поднимали вопрос национально-политические, проблемы суверенитета, экономической самостоятельности, приоритета национальной культуры, языка, пересмотра задевающих национальное достоинство оценок исторических событий.
Русское национально-патриотическое направление в идеологической сфере действовало формально, как бы параллельно демократическим общественным объединениям, видимо, не без надежды стать оплотом правительства и кумиром масс. Оно не было единым и отнюдь не сводилось к деятельности «Памяти»... В идеологическом отношении наиболее выраженно и последовательно принципиально положения национально-патриотического направления общественной мысли излагались в журнале «Наш современник» и газете «Литературная Россия». В них рассматривался ущерб, нанесенный природной среде, культуре и демографическому потенциалу русских. За время существования СССР впервые были подняты идеи своеобразия русского пути развития — невозможности перенесения на российскую почву западных образцов экономики, необходимость опоры на русский патриотизм как единственную стимулирующую силу поступательного развития России.
В конце 1989 г. и в 1990 г. в русском национально-патриотическом движении добавились новые идеи — суверенитета, хозяйственной и культурной самостоятельности, восстановления наименования «великороссы» и даже сепаратизма... Активно развивалась тема защиты русских в других республиках... В республиках вне России общественная активность русских проявлялась в трех направлениях. Незначительная их часть, ориентированная на адаптацию в местах проживания и быстрые демократические перемены, поддерживала народные фронты, где доминировали представители национальностей, дающих название республикам. Другая, менее политизированная часть русских проявляла готовность к адаптации и объединялась в культурные ассоциации. Такие группы более активно действовали в Прибалтике. И, наконец, третья часть, активно противостоящая народным фронтам, объединилась в Интерфронты. Объединения последнего типа носили открыто политизированный характер, выступали за социалистическую ориентацию и против выхода республик из СССР. Примечательно стало то, что образовывались они в тех регионах, где национальные движения включали в свои программы изменения общественного строя. Там же, где руководство республик провозглашало независимость, не затрагивая позиции компартии, интерфронтов не появлялось.
Симптомы использования русских патриотических настроений в политической жизни России появились во время выборов народных депутатов СССР в конце зимы — весной 1989 г. С середины 1989 г. и особенно в 1990 г. стало совершенно очевидным, что демократизация без использования национальных идей не реальна.
Во время подготовки и проведения выборов народных депутатов РСФСР и на Съезде народных депутатов РСФСР в мае 1990 г. радикально-демократическое направление использовало наиболее популярные идеи национально-патриотического движения, исключая идеи поиска врага и особого пути развития. Впрочем, взятые на вооружение идеи, можно сказать, «стучались в дверь». Б.Н. Ельцин в предвыборной борьбе активно использовал идеи русского суверенитета. Идеи «ущербности» русских вследствие тоталитаризма, репрессий в отношении интеллигенции и крестьянства присутствовали в политических программах и других депутатов радикально-демократического направления.
Ни «Память», ни «Объединенный Совет России» (ОСР), ни «Координационный совет патриотических сил» большинства русского населения не объединили. Интерфронты в республиках тоже всех русских сплотить вокруг себя не смогли. Большинство в России пошло за Ельциным, и это подтвердили президентские выборы в РСФСР. В Прибалтике это усилило ориентации русских на адаптацию в республиках. Не случайно социологические опросы, в том числе осуществленные летом 1991 г. отделом этносоциологии Института этнологии и антропологии АН СССР вместе с эстонскими социологами, показали, что доля русских, намеренных выехать в Россию, не превышает четвертой части проживающих в республике.
В Кыргызстане и Казахстане политика местного руководства сдерживает миграционные установки, хотя они имеют место у русских. Н. Назарбаев говорит о русских в республике как о народе-партнере. А. Акаев специальным указом о принадлежности земли Кыргызстана всем народам республики определил их равенство. Сложнее всего оказалось положение русских в Узбекистане, Таджикистане. Боязнь, остаться чужими на «своей» в их сознании земле (территории бывшего СССР), заставляет здешних русских с осторожностью, а иногда и страхом относиться к процессам суверенизации в республиках и демократизации в России.
В целом же в общественном сознании, в настроениях русских как в РСФСР, так и в республиках, произошли серьезные изменения по сути в кратчайшие исторические сроки. Этот факт подтверждают и материалы наших этносоциологических исследований массового сознания населения.
В 70-х — начале 80-х гг. еще четко выделялась абсолютно доминирующая роль в сознании русских таких общественных ценностей, как «укрепление обороны». Другие ценности (например, «хозяйственная инициатива», «вовлечение масс в управление», «экономическая реформа», «борьба с бюрократизмом») занимали тогда по сравнению с «укреплением обороны» сугубо подчиненное место. Причем выбор русских в РСФСР и вне РСФСР, в других республиках, жестко взаимно коррелировался, что говорило о безусловности в то время этих существенных признаков их политического сознания...
В результате «перестроечной» практики, особенно самых последних лет, взаимодействия и взаимопонимания Востока и Запада под влиянием устойчивой и объективной информации, отражающей реальное миролюбие и взаимные компромиссы сторон, массовое сознание русских существенно трансформируется. Русские, причем чем дальше, тем активнее, осознают свои реальные социальные интересы. Наши повторные исследования говорят о заметном преодолении в сознании русских традиционного «культа обороны» и утверждения безусловного приоритета реальных гражданских ценностей.
Если до перестройки в сознании «проблем первостепенной важности» у русских повсеместно, где проводилось исследование, доминировала «оборона» (свыше 75% выборов), то теперь «оборонный выбор» сбалансирован, а иногда вытеснен системой фиксированных гражданских интересов — демократии, экономической реформы, борьбы с бюрократией, в прошлом, в 70-е гг., получавших при опросах тех же групп безусловное меньшинство голосов.
Ориентации русских органически связаны с фактическим осознанием «миротворческих», а не «военно-состязательных» принципов новой перестроечной внешней политики. И это вполне сочетается с внутриполитическими ориентациями. Теперь с такой же определенностью решающую роль в сознании людей играют такие ценности, как «демократия» и «гласность». Именно они, как показывают материалы нашего исследования, впервые за последние 15—20 лет стали в сознании решающими, первостепенными. Результаты эти трудно переоценить. Это подлинная революция в общественном сознании русских!
Особое место в перестройке образа жизни русских занимает сфера культуры. С демократизацией закончилось ее партийно-государственное регулирование, преодолевается идеология марксизма-ленинизма, ориентированная на однозначное формирование общественного сознания. В короткие сроки по существу происходила деидеологизация социальных нормативов русских, как, впрочем, и других народов Союза. Судя по данным нашего исследования... существенно изменилась структура общественно-политических авторитетов. Если в начале 80-х гг. авторитет классиков марксизма-ленинизма был выше, чем всех исторических деятелей, людей науки, литературы и искусства вместе взятых, то в конце 80-х гг. пропорции в этих выборах заметно изменились в пользу исторических деятелей и видных представителей науки и культуры. Диапазон общих интересов соответственно заметно расширился. Косвенно эти данные свидетельствуют об известной переоценке ценностей в духовном сознании русских.
...пропорции верующих среди русских повсеместно выросли.
Духовный вакуум современного человека не может быть заполнен лишь системой недавно отвергаемых ценностей традиционной культуры. Поэтому все время есть угроза заполнения этого вакуума лишь суррогатами культуры, что может отрицательно сказаться на общественном сознании.
Как показывают наблюдения и этносоциологические исследования, традиционная культура в современной жизни русских занимает незначительное место. Традиционные нормы отношений в семье, строгое почитание родительского авторитета, жесткое главенство мужа у русских теперь редко соблюдаются. Заповедником этих традиций остаются лишь сельские семьи и недавние мигранты из села. Чаще традиционные элементы культуры можно встретить в эмоциональной духовной жизни русских. Например, народной музыке отдают предпочтение, судя по нашим данным, половина населения в городе и свыше 70% на селе. Но опять же эта ориентация скорее говорит о национальных чувствах, нежели о реальном поведении. Симптоматично, что при выборе концерта, на который хотел бы пойти опрошенный, русские горожане в Москве или Ташкенте отдают предпочтение эстраде. В городах России среди русских на эстрадный концерт пошло бы в 2, 5 раза, а в селе — в 3 раза большее число людей, чем на концерт народной музыки, хотя дома на вечеринках, праздниках почти в каждой семье поют народные песни.
Что же касается национальных предпочтений в профессиональной культуре, то русские как в России, так и в республиках, ориентированы на собственный культурный фонд. Среди любимых и читаемых — прежде всего русские писатели и поэты и затем уже мастера слова других стран мира и наиболее популярные литераторы других народов страны — Ч. Айтматов, Ф. Искандер и др. То же самое и в сфере искусства.
Конечно, русские в республиках по нормам семейно-бытового поведения, культуре отличаются от русских, проживающих в России. Не случайно при опросах русских — мигрантов из Средней Азии и других республик интервьюеры часто слышали определение — это ташкентские русские или азербайджанские русские. То же можно услышать и в самой Средней Азии или в Грузии: это наши русские — так скажут о родившихся или долго живущих там русских местные жители, отличая их от русских России или недавних мигрантов. «Местные русские» принимают многие нормы семейной жизни той этнической среды, в которой они живут. Например, доля русских считающих недопустимыми разводы, в Таллинне — 31%, а в Ташкенте — 57%, недопустимость внебрачных детей в Таллинне — 14%, в Ташкенте — 26%. Перенимая какие-то нормы бытового поведения в целом к культуре народов, в среде которых они живут, русские в республиках были адаптированы плохо. На это, прежде всего, влияла сама этническая среда — не случайно больше всего русских, знающих местный язык было в Литве, ведь там нелитовское население составляет всего 20%. В Таллинне свободно владели эстонским языком 14% русских, а в Ташкенте узбекским — 5—6%. Совсем не знали языка коренной национальности в Таллинне — 38% русских, а в Ташкенте — 69%. Но зависело это и от престижа культуры местного населения в глазах русских. Не случайно, отвечая на вопрос о родине, не менее четверти таллиннских русских назвали Эстонию, в то время как в Грузии и Узбекистане доля русских с таким представлением не превышала 10%.
Живя в республиках, русские чувствовали себя частью державного этноса и 80% из них в Москве или Ташкенте отвечали, что их родина — Советский Союз. Это державное сознание было опорным в этнической идентификации русских. Отвечая на вопрос, что их роднит со своими народами, примерно четверть русских в Москве называли язык, примерно столько же — культуру, общность характера, исторической судьбы. В республиках идентификатор языка называли чаще, но все же заметно реже, так же как и культуру, чем, скажем, грузины, молдаване. И при всем этом национальная самоидентификация у русских устойчиво и сильно выражена.
...провозглашение независимости Украиной, Казахстаном, Узбекистаном усилили этноцентристские ориентации русских. Об этом свидетельствовали даже не только массовые настроения, но и заявления из команды Президента России о рассмотрении территориального вопроса в случае выхода республик из Союза, о наследовании Россией всего, что осталось на ее территории от Союза, а также отношение к национальному движению в Татарстане, в Чечено-Ингушетии, проект новой Конституции РСФСР, выравнивающий права республик и земель, деятельность Н. Травкина в защиту единого государства и русских в республиках. И все же куда пойдет Россия — зависит не только от деятельности политических лидеров, но и от самих россиян.
В республиках же — новых государствах — судьба русских зависит прежде всего от политического устройства и стабильности в них, но не в меньшей степени и от действий российского руководства, его такта в национальной политике по отношению к народам Прибалтики, украинцам, казахам, народам Средней Азии.
Двадцать лет назад, «закладывая» исследование о социальном развитии народов нашей страны и формулируя основные положения его программы, мы подчеркивали, что понятие «сближение наций» не однозначно и сходство народов «не всегда означает солидарность», оно может даже усиливать «соперничество, так как выравнивает возможности в состязании». Время действительно обнаружило, что «новая историческая общность — советский народ» оказалась малоустойчивой.
За пределами России, в республиках (включая Прибалтийские) проживало, по переписи 1989 г., свыше 25 млн. русских, что составило 17,4% всей их численности в стране. Наиболее крупные их массивы сосредоточены на Украине — 11,4 млн. человек (более 1/5 всего населения этой республики), в Казахстане — 6227 тыс. (примерно столько же здесь казахов — 6534 тыс.), в Узбекистане — 1653 тыс., в Белоруссии — 1342 тыс., в Киргизии — свыше 800 тыс., в Грузии, Азербайджане, Туркмении и Таджикистане — по 330—390 тыс. Русские преимущественно компактно расселены в городах. В Казахстане, Киргизии они составляют практически половину городского населения, а в других среднеазиатских республиках, на Украине, в Белоруссии — от 1/4 до 1/3. В сельском населении русские, за исключением Украины, Казахстана и отчасти Белоруссии, представлены очень незначительными группами.
По социальному положению это главным образом рабочие промышленности, специалисты и служащие. Причем в промышленности они заняты чаще всего на крупных предприятиях ведущих отраслей, составляя, например, на Украине около половины горняков, в Эстонии — значительную часть рабочих судостроительной промышленности, машиностроителей, в Грузии и Узбекистане — металлургов и машиностроителей (до 40%), работников химической промышленности. Наиболее значительную группу среди них составляют квалифицированные рабочие, выделяясь достаточно высоким уровнем жизни.
Другая большая социальная группа русских, живущих вне России, — интеллигенция. Состав ее существенно менялся за годы советской власти и заметно различается в разных регионах бывшей империи. На рубеже веков от 35 до 75% русского населения в национальных губерниях России составляли служащие административно-управленческого аппарата и военнослужащие.
Русские, прибывшие в республики Союза в 30—60-х гг. XX в., это в основной своей массе — работники промышленности. До 40—50 % (по разным республикам) всех работников умственного труда русской национальности составляли специалисты и руководители, занятые в промышленном производстве. В Узбекистане, Таджикистане, Туркмении даже абсолютная численность русских в составе инженерно-технических кадров была выше, чем представителей коренных национальностей. Исключение составляли Литва, Грузия, Армения, где эта категория русских была сравнительно малочисленной. Среди работников просвещения, печати, культуры, науки, где чаще требовалось знание республиканских языков, русских было сравнительно мало. В этой сфере представительство их по республикам существенно различалось. В Грузии, Эстонии, Латвии, к примеру, на 10 тыс. занятого городского населения их было... в 5—9 раз меньше, чем грузин, эстонцев, латышей, а на Украине, в Белоруссии, и в Молдавии русские до недавнего времени были представлены в близких пропорциях с коренными народами.
Следует сказать, что и в самой России русская интеллигенция в сравнении с другими нациями союзных республик выделялась мощным слоем инженерии, в то время как в науке она была лишь на 5-м месте среди других союзнореспубликанских наций. Доля же русской художественно-творческой интеллигенции в РСФСР была ниже среднесоюзных показателей.
60—70-е годы были временем, когда на глазах живущего поколения менялся социальный статус русских в стране в целом в сравнении с союзнореспубликанскими нациями и особенно наглядно в республиках. У армян, грузин, эстонцев, латышей, литовцев среди занятого населения своих республик работники умственного труда составляли 30—36%, столько же, сколько у русских в России.
Четко обозначилась тенденция сокращения различий в социальной структуре русских и других народов. В связи с этим наглядно проявлялось понижение доли русских в составе работников умственного труда в республиках... Заметно понижался статус русских в Литве, Эстонии, Узбекистане и даже в Белоруссии и в Молдавии. Данные этносоциологического исследования, проведенного отделом этносоциологии Института этнологии АН СССР в 1971—1972, 1979—1980 гг. в Эстонии, Узбекистане, Молдавии, Грузии, в 1991 г. в Эстонии, Узбекистане показывали, что повышение социального статуса детей в сравнении с родителями у русских, как правило, ниже, чем у представителей наций, дающих название республикам (например, в Молдавии — в 1,5 раза). В результате с 1959-го по 1989 г. превышение доли работников умственного труда среди русских в сравнении с коренными нациями снизилось во всех союзных республиках более чем вдвое. Выявляя эту тенденцию, этносоциологи прогнозировали растущую межэтническую напряженность в регионах.
Такая ситуация, когда меняются социально-статусные позиции контактирующих этнических общностей, во всем мире приводила к обострению межэтнических противоречий. Достаточно вспомнить конфликт англо- и франко-канадцев в Канаде, валлонов и фламандцев в Бельгии. Когда одна этническая общность догоняет по экономическому положению, социальному статусу, уровню культуры другую, в прошлом более развитую, у первой возникают новые потребности, у второй — опасение за прежний статус. Такова была социальная ситуация в Союзе к концу 70-х и в начале 80-х гг. с той лишь разницей, что в других развитых урбанизированных странах она отмечалась десятилетием раньше.
События, связанные с перестройкой, внесли два принципиально новых момента в самоощущение русских, в их национальное самосознание. Небывалое развитие национальных движений и межэтнические конфликты в республиках Прибалтики, Молдавии, Грузии, возложение вины на русских за нерешенность армяно-азербайджанского конфликта, движение за суверенитет на Украине, в Белоруссии, наконец, движение за расширение прав, затем и суверенитет народов в составе РСФСР, а в ряде случаев и за полную независимость в автономных республиках РСФСР — Татарии, Башкирии, Якутии, а с 1990 г. — Туве, Бурятии, Чечено-Ингушетии создали атмосферу появления у русских оборонительных, а затем, прежде всего в самой России, и наступательных настроений.
Кроме того, недовольство ухудшением экономического положения в республиках и общей политической и морально-нравственной обстановкой, что особенно проявилось уже в последние годы руководства страной Брежневым, проецировалось на центр, который ассоциировался с русскими. Поэтому естественной была реакция самих русских на эту ситуацию. Ведь сами они также страдали от командно-административной системы.
Штамп «оккупантов», «мигрантов—перекати-поле», обсуждение в республиках законов о государственном языке, обязывающих знать его при занятии должностей, связанных с обязательным межэтническим общением, о гражданстве, которого часть русского населения могла не получить, вызвали тревогу русского населения республик и консолидацию русских в самой России.
На первых шагах перестройки, практически до 1989 г., идеология и политика как команды М. С. Горбачева, так и лево-демократического фланга общественных объединений (Московская трибуна, затем Межрегиональная депутатская группа и т. д.) не была ориентирована, за редким исключением, на использование национальных идей. Среди либерально настроенной интеллигенции поддерживались идеи демократизации общества. В массе своей русские жили ожиданием экономических и политических перемен и идеей нравственного очищения.
В этом была одна из особенностей России. Ведь у наций союзных и автономных республик программы практически всех общественных движений имели национальные цели, в той или иной форме поднимали вопрос национально-политические, проблемы суверенитета, экономической самостоятельности, приоритета национальной культуры, языка, пересмотра задевающих национальное достоинство оценок исторических событий.
Русское национально-патриотическое направление в идеологической сфере действовало формально, как бы параллельно демократическим общественным объединениям, видимо, не без надежды стать оплотом правительства и кумиром масс. Оно не было единым и отнюдь не сводилось к деятельности «Памяти»... В идеологическом отношении наиболее выраженно и последовательно принципиально положения национально-патриотического направления общественной мысли излагались в журнале «Наш современник» и газете «Литературная Россия». В них рассматривался ущерб, нанесенный природной среде, культуре и демографическому потенциалу русских. За время существования СССР впервые были подняты идеи своеобразия русского пути развития — невозможности перенесения на российскую почву западных образцов экономики, необходимость опоры на русский патриотизм как единственную стимулирующую силу поступательного развития России.
В конце 1989 г. и в 1990 г. в русском национально-патриотическом движении добавились новые идеи — суверенитета, хозяйственной и культурной самостоятельности, восстановления наименования «великороссы» и даже сепаратизма... Активно развивалась тема защиты русских в других республиках... В республиках вне России общественная активность русских проявлялась в трех направлениях. Незначительная их часть, ориентированная на адаптацию в местах проживания и быстрые демократические перемены, поддерживала народные фронты, где доминировали представители национальностей, дающих название республикам. Другая, менее политизированная часть русских проявляла готовность к адаптации и объединялась в культурные ассоциации. Такие группы более активно действовали в Прибалтике. И, наконец, третья часть, активно противостоящая народным фронтам, объединилась в Интерфронты. Объединения последнего типа носили открыто политизированный характер, выступали за социалистическую ориентацию и против выхода республик из СССР. Примечательно стало то, что образовывались они в тех регионах, где национальные движения включали в свои программы изменения общественного строя. Там же, где руководство республик провозглашало независимость, не затрагивая позиции компартии, интерфронтов не появлялось.
Симптомы использования русских патриотических настроений в политической жизни России появились во время выборов народных депутатов СССР в конце зимы — весной 1989 г. С середины 1989 г. и особенно в 1990 г. стало совершенно очевидным, что демократизация без использования национальных идей не реальна.
Во время подготовки и проведения выборов народных депутатов РСФСР и на Съезде народных депутатов РСФСР в мае 1990 г. радикально-демократическое направление использовало наиболее популярные идеи национально-патриотического движения, исключая идеи поиска врага и особого пути развития. Впрочем, взятые на вооружение идеи, можно сказать, «стучались в дверь». Б.Н. Ельцин в предвыборной борьбе активно использовал идеи русского суверенитета. Идеи «ущербности» русских вследствие тоталитаризма, репрессий в отношении интеллигенции и крестьянства присутствовали в политических программах и других депутатов радикально-демократического направления.
Ни «Память», ни «Объединенный Совет России» (ОСР), ни «Координационный совет патриотических сил» большинства русского населения не объединили. Интерфронты в республиках тоже всех русских сплотить вокруг себя не смогли. Большинство в России пошло за Ельциным, и это подтвердили президентские выборы в РСФСР. В Прибалтике это усилило ориентации русских на адаптацию в республиках. Не случайно социологические опросы, в том числе осуществленные летом 1991 г. отделом этносоциологии Института этнологии и антропологии АН СССР вместе с эстонскими социологами, показали, что доля русских, намеренных выехать в Россию, не превышает четвертой части проживающих в республике.
В Кыргызстане и Казахстане политика местного руководства сдерживает миграционные установки, хотя они имеют место у русских. Н. Назарбаев говорит о русских в республике как о народе-партнере. А. Акаев специальным указом о принадлежности земли Кыргызстана всем народам республики определил их равенство. Сложнее всего оказалось положение русских в Узбекистане, Таджикистане. Боязнь, остаться чужими на «своей» в их сознании земле (территории бывшего СССР), заставляет здешних русских с осторожностью, а иногда и страхом относиться к процессам суверенизации в республиках и демократизации в России.
В целом же в общественном сознании, в настроениях русских как в РСФСР, так и в республиках, произошли серьезные изменения по сути в кратчайшие исторические сроки. Этот факт подтверждают и материалы наших этносоциологических исследований массового сознания населения.
В 70-х — начале 80-х гг. еще четко выделялась абсолютно доминирующая роль в сознании русских таких общественных ценностей, как «укрепление обороны». Другие ценности (например, «хозяйственная инициатива», «вовлечение масс в управление», «экономическая реформа», «борьба с бюрократизмом») занимали тогда по сравнению с «укреплением обороны» сугубо подчиненное место. Причем выбор русских в РСФСР и вне РСФСР, в других республиках, жестко взаимно коррелировался, что говорило о безусловности в то время этих существенных признаков их политического сознания...
В результате «перестроечной» практики, особенно самых последних лет, взаимодействия и взаимопонимания Востока и Запада под влиянием устойчивой и объективной информации, отражающей реальное миролюбие и взаимные компромиссы сторон, массовое сознание русских существенно трансформируется. Русские, причем чем дальше, тем активнее, осознают свои реальные социальные интересы. Наши повторные исследования говорят о заметном преодолении в сознании русских традиционного «культа обороны» и утверждения безусловного приоритета реальных гражданских ценностей.
Если до перестройки в сознании «проблем первостепенной важности» у русских повсеместно, где проводилось исследование, доминировала «оборона» (свыше 75% выборов), то теперь «оборонный выбор» сбалансирован, а иногда вытеснен системой фиксированных гражданских интересов — демократии, экономической реформы, борьбы с бюрократией, в прошлом, в 70-е гг., получавших при опросах тех же групп безусловное меньшинство голосов.
Ориентации русских органически связаны с фактическим осознанием «миротворческих», а не «военно-состязательных» принципов новой перестроечной внешней политики. И это вполне сочетается с внутриполитическими ориентациями. Теперь с такой же определенностью решающую роль в сознании людей играют такие ценности, как «демократия» и «гласность». Именно они, как показывают материалы нашего исследования, впервые за последние 15—20 лет стали в сознании решающими, первостепенными. Результаты эти трудно переоценить. Это подлинная революция в общественном сознании русских!
Особое место в перестройке образа жизни русских занимает сфера культуры. С демократизацией закончилось ее партийно-государственное регулирование, преодолевается идеология марксизма-ленинизма, ориентированная на однозначное формирование общественного сознания. В короткие сроки по существу происходила деидеологизация социальных нормативов русских, как, впрочем, и других народов Союза. Судя по данным нашего исследования... существенно изменилась структура общественно-политических авторитетов. Если в начале 80-х гг. авторитет классиков марксизма-ленинизма был выше, чем всех исторических деятелей, людей науки, литературы и искусства вместе взятых, то в конце 80-х гг. пропорции в этих выборах заметно изменились в пользу исторических деятелей и видных представителей науки и культуры. Диапазон общих интересов соответственно заметно расширился. Косвенно эти данные свидетельствуют об известной переоценке ценностей в духовном сознании русских.
...пропорции верующих среди русских повсеместно выросли.
Духовный вакуум современного человека не может быть заполнен лишь системой недавно отвергаемых ценностей традиционной культуры. Поэтому все время есть угроза заполнения этого вакуума лишь суррогатами культуры, что может отрицательно сказаться на общественном сознании.
Как показывают наблюдения и этносоциологические исследования, традиционная культура в современной жизни русских занимает незначительное место. Традиционные нормы отношений в семье, строгое почитание родительского авторитета, жесткое главенство мужа у русских теперь редко соблюдаются. Заповедником этих традиций остаются лишь сельские семьи и недавние мигранты из села. Чаще традиционные элементы культуры можно встретить в эмоциональной духовной жизни русских. Например, народной музыке отдают предпочтение, судя по нашим данным, половина населения в городе и свыше 70% на селе. Но опять же эта ориентация скорее говорит о национальных чувствах, нежели о реальном поведении. Симптоматично, что при выборе концерта, на который хотел бы пойти опрошенный, русские горожане в Москве или Ташкенте отдают предпочтение эстраде. В городах России среди русских на эстрадный концерт пошло бы в 2, 5 раза, а в селе — в 3 раза большее число людей, чем на концерт народной музыки, хотя дома на вечеринках, праздниках почти в каждой семье поют народные песни.
Что же касается национальных предпочтений в профессиональной культуре, то русские как в России, так и в республиках, ориентированы на собственный культурный фонд. Среди любимых и читаемых — прежде всего русские писатели и поэты и затем уже мастера слова других стран мира и наиболее популярные литераторы других народов страны — Ч. Айтматов, Ф. Искандер и др. То же самое и в сфере искусства.
Конечно, русские в республиках по нормам семейно-бытового поведения, культуре отличаются от русских, проживающих в России. Не случайно при опросах русских — мигрантов из Средней Азии и других республик интервьюеры часто слышали определение — это ташкентские русские или азербайджанские русские. То же можно услышать и в самой Средней Азии или в Грузии: это наши русские — так скажут о родившихся или долго живущих там русских местные жители, отличая их от русских России или недавних мигрантов. «Местные русские» принимают многие нормы семейной жизни той этнической среды, в которой они живут. Например, доля русских считающих недопустимыми разводы, в Таллинне — 31%, а в Ташкенте — 57%, недопустимость внебрачных детей в Таллинне — 14%, в Ташкенте — 26%. Перенимая какие-то нормы бытового поведения в целом к культуре народов, в среде которых они живут, русские в республиках были адаптированы плохо. На это, прежде всего, влияла сама этническая среда — не случайно больше всего русских, знающих местный язык было в Литве, ведь там нелитовское население составляет всего 20%. В Таллинне свободно владели эстонским языком 14% русских, а в Ташкенте узбекским — 5—6%. Совсем не знали языка коренной национальности в Таллинне — 38% русских, а в Ташкенте — 69%. Но зависело это и от престижа культуры местного населения в глазах русских. Не случайно, отвечая на вопрос о родине, не менее четверти таллиннских русских назвали Эстонию, в то время как в Грузии и Узбекистане доля русских с таким представлением не превышала 10%.
Живя в республиках, русские чувствовали себя частью державного этноса и 80% из них в Москве или Ташкенте отвечали, что их родина — Советский Союз. Это державное сознание было опорным в этнической идентификации русских. Отвечая на вопрос, что их роднит со своими народами, примерно четверть русских в Москве называли язык, примерно столько же — культуру, общность характера, исторической судьбы. В республиках идентификатор языка называли чаще, но все же заметно реже, так же как и культуру, чем, скажем, грузины, молдаване. И при всем этом национальная самоидентификация у русских устойчиво и сильно выражена.
...провозглашение независимости Украиной, Казахстаном, Узбекистаном усилили этноцентристские ориентации русских. Об этом свидетельствовали даже не только массовые настроения, но и заявления из команды Президента России о рассмотрении территориального вопроса в случае выхода республик из Союза, о наследовании Россией всего, что осталось на ее территории от Союза, а также отношение к национальному движению в Татарстане, в Чечено-Ингушетии, проект новой Конституции РСФСР, выравнивающий права республик и земель, деятельность Н. Травкина в защиту единого государства и русских в республиках. И все же куда пойдет Россия — зависит не только от деятельности политических лидеров, но и от самих россиян.
В республиках же — новых государствах — судьба русских зависит прежде всего от политического устройства и стабильности в них, но не в меньшей степени и от действий российского руководства, его такта в национальной политике по отношению к народам Прибалтики, украинцам, казахам, народам Средней Азии.