Вот ещё о чём давненько хотел написать. В последнее время часто обращаюсь к поздней истории Совдепа с такой мыслью - а возможно ли было на каком-то этапе некое изменение, даже перелом, способные сохранить его как государственное образование? Как ни странно, у меня такой вариант находится - это вторая половина 1960-х: если брать широко, то 1964-1971/72, если узко, то 1965-1967/68. Время, когда можно было совершить достаточно радикальный поворот. Дело в том, что хрущёвские вибрации были однозначно окрашены в коммунистические тона - и от этого постоянного звона, совмещённого на последнем этапе (1962-1964) с постоянными провалами по всем направлениям, устало не только несчастное население, но даже и партийно-советская бюрократия - причём в равной степени как партийная, так и советская. И очень, между прочим, показательно, что именно усталось бюрократии, а не населения решила судьбу незадачливого реформатора.
У нового руководства была мощная база для преобразований, причём достаточно серьёзных. И кое-какие социально-ориентированные действия имели место. Однако в экономике ощущалась необходимость в куда более смелых решениях, нежели анемичная «косыгинская реформа». Эта реформа вообще может служить своеобразным зеркалом советского реформаторства. С одной стороны, предприятия вроде бы получили значительную степень самостоятельности. Но в то же время была восстановлена сталиновская система управления экономикой - ведомственная, причём ведомства получили прежний объём полномочий. Это неизбежно привело к тому, что устремления предприятий и госструктур вошли в противоречие - а уж кто победил, не надо и голову ломать. Причём перелом в осуществлении реформы достаточно чёток - это 1967-1969. Показательно, что вслед за этим переломом посыпались и показатели экономического роста.
Но даже и тут оставались возможности для манёвра - коррекция бюрократического всевластия, вообще последовательность в преобразованиях. Как говорится, было бы желание. Увы - и о причине этого я скажу под конец, - ничего внятного предпринято не было.
Однако не одной экономикой живо общество - вообще в рассуждениях о судьбе Совдепа экономическим сюжетам уделяется слишком уж большое внимание. Да, экономика работала плохо, буксовала в простейших вопросах - однако (теоретически) это поддавалось изменению. Вот в чём был совершенно необходим кардинальный поворот - так это в идеологической жизни страны. Ибо ведь именно идеология и командовала экономикой. Но к середине 1960-х «коммунизм» себя скомпрометировал и не мог стать стимулом к чему-либо вообще (допустим, что когда-то он вообще был стимулом для сколько-нибудь значимой части населения). В результате всё выродилось, с одной стороны, в партейное пустозвонство и жалкие попытки поменяться, не меняясь, а с другой - в шестидесятническое скоморошничество про «комиссаров в потных шлемах».
При этом, как ни странно, альтернатива была - совершенно явственно нарастало движение, которое можно называть националистическим, можно русско-патриотическим, в любом случае, существовал общественный запрос на перекидывание мостика между Россией и Совдепией, на, если хотите, «восстановление исторической преемственности». И я говорю не о разрекламированной усилиями Симанова, Кожинова и прочих похожего уровня деятелей «группе русистов» где-то в недрах аппарата ЦК - это-то как раз типичная кухонная оппозиция, не шедшая дальше рассуждений и взаимоприятных разговоров, как грандиозную победу праздновавшая то, что не пропустили в печать материал очередного Рабиновича. Вообще, советское общество было настолько атомизировано (и любовно поддерживалось властью в таком состоянии), что говорить о серьёзно оформленных силах бессмысленно. Однако тенденции были в те времена очевидны - интерес к прошлому России (именно России - «центральной полосы»), как следствие, расцвет этнографических экспедиций, собирание предметов старины, борьба за защиту архитектурных памятников, выпуск записей церковной музыки на фирме «Мелодия» (с высочайшего соизволения самой Фурцевой) да и вообще рост интереса и симпатий к Православию... С неизбывной болью жаловались правоверные комми, что «включишь телевизор, а там то церковный хор, то купола». Появляется и «патриотическая» публицистика, которую так славно погромил в своей статье «Против антиисторизма» в 1972-м будущий архитектор перестройки Яковлев. Т.е. в РСФСР существовал вполне ощутимый культурный тренд, оппозиционный господствовавшей коммунистической-социалистической фразеологии.
Этому поветрию есть и определение - национал-большевизм. Явление довольно омерзительное, конечно, - достаточно почитать писульки современных «сталинистов-государственников», чтобы вполне составить представление. Однако на то момент это была выполне потентная альтернатива - ибо предусматривала отход от интернационализма в сторону патриотизма (пусть «советского»), государственничества, имперства, если хотите, но без болезненного для выросших уже при Совдепе людей (прежде всего, аппаратчиков) разрыва с прошлым. Причём, что немаловажно, это был паллиатив - временная стадия, мостик для перехода к полноценной имперской идеологии. Ведь национал-большевизм - явление неестественное, внутренне противоречивое, а значит и недолговечное. В результате просто самой логикой вещей большевизм был бы сброшен как короста (вместе с вельможным старичьём). К середине 1980-х Совдепия имела бы вполне национально ориентированную элиту.
Уважаемый
diunov совершенно верно по прочтении мемуаров Черняева отметил, что советская элита уже в начале 1970-х совершенно не представляла, что делать и куда двигаться. Сам Черняев, несмотря на свои вполне левые, марксоленинские убеждения, между прочим, хорошо понимал, что необходимо - необходимо осознание себя империей, а не «оплотом интернационализма», проведение политики, исходящей прежде всего из собственной выгоды, политики прагматической. Но такой разворот в политике был невозможен при сохранении господства беспримесной коммунистической идеологии. А вот как раз национал-большевизм подходил очень даже и вполне. Оставалось лишь принять принципиальное решение и двинуться в нужную сторону.
Конечно, возникли бы проблемы. Самая очевидная это возможность сохранения соцлагеря. Надо понимать, что сам соцлагерь являлся конструктом во многом искусственным, построенным почти исключительно на общности режимов (опорой которой в основном был «ограниченный контингент советских войск»). Однако эта общность начала трещать по швам уже в середине 1950-х - вспомните, с какими лозунгами выходили на улицы демонстранты в в городах ГДР, Польши, Венгрии. О политике Румынии, первой добившейся от Совдепа вывода своих войск и затем регулярно фрондировавшей буквально «на грани», а также Югославии не стоит и упоминать. Пожалуй, единственной сколько-нибудь надёжной страной была Болгария. Чешские события нанесли огромный удар прежде всего по престижу СССР - солагерники начали, фигурально выражаясь, ждать, когда, наконец, у «старшего брата» начнутся проблемы, чтобы врезать ему под дых и сбежать в «царство свободы». Между тем, эти события надо было использовать для коренного переформатирования отношений в рамках СЭВ. Сам по себе СЭВ был интересной идеей - создать более-менее взаимовыгодную экономическую систему Центральной и Восточной Европы и связать её с СССР. И вот в этом направлении надо было действовать серьёзно и вдумчиво. Для идеологического подкрепления, кстати, неплохо подходил панславизм - довольно изобретательный для своего времени конструкт. Да, поначалу этот новый панславизм имел бы сильный социалистической отлив - ну так на Западе 1960-е этот как раз время социалистического наступления, не столько, правда, в политике, сколько в общественной жизни, причём наступления в направлении поисков новых форм левой идеи. Это также и время роста интереса и симпатий к СССР. Так что никого такие коррективы не смутили бы. Совдеповские же лидеры сами себе нагадили в 1968, едва не поставив крест на СССР как на приемлемом для Запада партнёре, а «международное коммунистическое движение» и вовсе угробили.
История, правда, дала Союзу ещё один шанс - экономической кризис на Западе 1973-74, совпавший со страшной засухой 1972 в СССР. Тут уж волей-неволей пришлось на время позабыть о былых дрязгах и налаживать связи. Связи это были, конечно, вполне колониальные: Совдеп поставлял на Запад энергоносители, а Запад ввозил зерно и другое продовольствие, а также способствовал новой индустриализации - техническому обновлению советской промышленности. Хотя звучит это слишком смело, скажем так: Запад ввозил новейшее оборудование. Увы! Вот здесь уже и сказалось то, что не произошло смены идеологии и экономической системы - с одной стороны, регулярные западные поставки наносили серьёзный идеологический удар, удар, на порядки превосходивший усилия, к примеру, правозащитников и диссидентов. Ведь простой советский человек наглядно убеждался: «сами-то ничего произвести не можем, вон сплошь западная техника, так что ж это за социализм такой?» Конечно, в условиях национал-большевицкой идеологии обставить это сотрудничество в приемлемых терминах не составило бы труда.
А с другой стороны, масса ввезённого оборудования никак не работала на экономику, оседая мёртвым грузом на складах и даже под открытым небом - ведь монтировать и запускать его это время и деньги, а главное, временное падение плановых показателей, такое, которое не компенсируешь приписками и прочими манипуляциями - что при господстве плановой системы просто неприемлемо. Т.е. если в 1930-е западные заводы, ввезённые в Совдеп, хотя бы что-то давали на выходе (в массе своей хлам и брак, но хоть увидеть можно), то в 70-е даже и этого не было - привезли на завод и сложили кучкой в углу, спасибо, Америка/Япония/ФРГ/Франция. Говорю, конечно, огрублённо, были нюансы - но не столь существенные, чтобы сейчас на них останавливаться. Вот, значит, последствия отказа от корректировки экономической модели.
А соцлагерь и так развалился бы - собственно, в начале 60-х в нём уже произошёл раскол с появлением альтернативного центра - Китая. Вот Китаю и следовало бы отдать всю эту интернационалистскую трескотню. Вокруг же СССР сплотить страны цивилизационно близкие, которые, к тому же, могли бы дать ему что-то полезное (ЦЮВЕ) - естественно, на началах такого мягкого доминирования: мы тут старший брат, но будемте дружить, на Западе вы всё равно никому не нужны (эту последнюю мысль надо было донести особенно доходчиво). Такое решение освободило бы СССР от «идеологического обязательства» поддерживать любой режим, который объявит себя «социалистическим». Конечно, в таком случае орды папуасов не получили бы забесплатно каналов, заводов, школ и прочих небесполезных вещиц - но вообще-то «бремя белого человека» это конструкт британский и совершенно непонятно, зачем Совдеп взвалил его на себя. Непонятно с точки зрения национал-большевицкой, конечно, а не интернационалистической.
Но соцлагерь это всё же проблема менее важная. Более же важная - это проблема национальных элит в советских республиках. Они к концу 1960-х уже вполне сформировались - как же, десятками лет выращивали там кадры партсоваппарата, «интеллигенцию». И в результате получили мощное развитие националистических настроений - это, кстати, очень хорошо осознавалось неофициальными публицистами, а лет через 15 проникло и в официальную прессу. Прошло ещё 5 лет, и национальные движения похоронили Союз - думаю, именно им стоит отдавать пальму первенства, которая чаще всего отдаётся экономике или ещё чему-нибудь. Т.е. национальная политика Совдепии была самоубийственной для страны с самого начала - иные пишут о каком-то далеко идущем плане большевиков или их иностранных манипуляторов по полному развалу России, но об этом говорю так, на посмеяться. Однако факт остаётся фактом - национальный вопрос прочно встал на повестку дня и представлял бы наибольшие трудности для обновлённого режима.
Представляется, что при переходе к национал-большевизму точки соприкосновения удалось бы найти - не в шатких компромиссах типа «второй секретарь - русский», а на основе чёткой артикуляции того, что СССР существует за счёт России и именно Россия должна, значит, играть в нём ведущую роль. Конечно, гордые члены «счастливой семьи советских народов» поартачились бы, где-то даже возникли бы «эксцессы» - но торг между элитами центральной и местными привёл бы в конечном итоге к превращению «советского федерализма» в просто федерализм - т.е. наполнению термина содержанием. Это была бы жизнеспособная федерация, в которой республики играли бы примерно ту же роль, что сейчас Татарстан играет в РФ: т.е. фронда по мелким вопросам время от времени, сильные позиции этнической элиты, но в целом живём вместе и даже не дерёмся. Причём советское национал-большевистское руководство могло бы играть на внутренних противоречиях: ведь «Сталин» при создании Союза нарезал границы так, что ни в одной республике не было абсолютного большинства той или иной национальности, всегда имелись крупные группы инородного населения. Правда, такая конструкция имела бы смысл только в национал-большевицкой империи, где центр выступал бы как арбитр в межэтнических спорах (а это позиция бесценная).
Вот тут, рассуждая об арбитраже, мы потихоньку и вышли к рассуждению о том, что же помешало осуществить все эти вполне реальные, как кажется меры. А помешал - фантастически низкий уровень советского руководства. Честно говоря, с позиций нормального человека совершенно непонятно, как эти люди в принципе смогли сделать хоть какую-то карьеру по линии управления страной. Шанс они имели, пожалуй, только в такой антисистеме, как советская. Сейчас пытаются вылепить «мудрых государственных мужей» из Косыгина, Андропова, даже Суслова и чуть ли не Брежнева - попытки, если взглянуть трезво, смешны. Смотришь на их действия - и не возникает ощущения не то что мудрости, а вообще какой-никакой осмысленности действий, не то что стратегического, а сколько-нибудь внятного тактического мышления. Вместо этого либо метания разной степени суматошности, бесчисленные административные преобразования (по сути, лечение гангрены аспирином), либо работа по принципу «будет день - будет пища», т.е. обычное следование за событиями, реакция на происходящее, а не предотвращение нежелательного. Апофеоз всего «менеджмента сталинцев» это так поразившие современников беспомощные слова только что воцарившегося Андропова - человека, по роду многолетней деятельности долженствовавшего иметь исчерпывающее представление о положении дел в стране, - о том, что «мы не знаем общества, в котором живём» и «у меня, конечно, нет готовых рецептов». Эти слова, непредставимые в устах нормального государственного деятеля, полностью обнажают интеллектуальное (если тут употребимо это определение) банкротство советской власти.
В этом плане очень интересен период правления Брежнева. Особенностью сталинской системы было то, что глава партии являлся абсолютным и непререкаемым лидером, «вождём». От движения его пальца зависели годами выстраивавшиеся карьеры, слово генсека было решающим и не подлежащим даже уточнениям, не то что сомнениям. Сейчас часто можно встретить рассуждения о некоем «коллективном руководстве» - что в 30-е, что в 70-е, - но это чушь, господа и товарищи, перепевы умопостроений советологов, пытавшихся хоть как-то рационализировать советскую систему управления, вписать её в привычный западному человеку контекст. Надо понимать простую вещь: «коллективизм» был возможен лишь в тех рамках, в которых его считал нужным допустить глава партии - причём этим рамки не были постоянными (если вообще были). При Брежневе имелось некое их подобие - Ильич II, обладая неким нутряным здравым смыслом, понимал свои слабые стороны, а потому оставил за собой в основном право последнего слова (хотя мог, конечно, вмешиваться в любой вопрос), но, к примеру, идеологическую сферу передоверил Суслову. Были и другие «верные соратники» - Устинов, Громыко, Андропов, - которые могли подкинуть идейку, убедить, выступив единым фронтом. А после 1976-77-го, когда Бровеносец начал впадать в маразм, составили «ближний круг» и в значительной степени вырабатывали решения по «основным направлениям внутренней и внешней политики».
Всё это были представители того самого «сталинского поколения», про которое любят иной раз с глубокой любовью порассуждать советофилы. Все они начинали карьеры уже глубоко в 30-х, возвысились по большей части во время или сразу после «Большого террора» и служили верой и правдой - а значит, прежде всего, приняли и совершенно некритично (попробовали бы покритиковать!) усвоили управленческие практики сталинизма. Ну, собственно, другие-то и не могли в той системе даже выжить, не то что подняться. Ни о каких иных методах управления они осведомлены не были, хрущёвские пертурбации воспринимали с сильной нелюбовью и после его свержения моментально восстановили и прежнюю («сталинскую») систему, и методы управления.
Так что же мы увидим, если приглядимся к этим самым «верным сталинцам» без розовых очков? Догматики, люди-функции, возможность задуматься над выполняемыми действиями для которых, кажется, отсутствовала вообще. «Я министр обороны, значит давай финансы в военку», «я секретарь по идеологии, значит будет всё по Марксу-Энгельсу-Ленину», «я председатель КГБ, значит давить, тащить и не пущать» и т.д. В этих нешироких рамках, конечно, были возможны некоторые тактические флуктуации, но общее направление оставалось неизменным. Помогали тут и особенности управленческого устройства советской системы, в рамках которой секретарь ЦК или министр крупного министерства был (по примеру генсека) главным лицом, последней инстанцией и полновластным хозяином во всей сфере или отрасли целиком - та самая пресловутая ведомственность, фактически имевшая феодальный характер. Плюс, конечно, особенности конкретно брежневской системы - а именно, крайне нечастая сменяемость высших должностных лиц, при коей эти самые лица могли сидеть в своём кресле по 15-20 лет минимум. Особых везунчиков так и выносили вперёд ногами из кабинетов (нечасто), большинство же удалось сплавить на покой лишь при Горбачёве.
Т.е., как видно, временем брежневские начальники обделены не были. А вот что полностью отсутствовало, так это стратегическое мышление, понимание того, как надо управлять и, самое главное, - зачем, с какой целью? Известный американский учёный из левых Роберт Аллен так и писал, определяя главную причину экономического спада и кризиса в СССР: высшее советское руководство проявило «lack of imagination» («недостаток воображения», гибкости) в принятии решений и вообще осмыслении ситуации. Думаю, здесь показательно, что тот же Брежнев большее внимание уделял вопросам внешней политики, нормализации отношений с Западом («моя главная заслуга - мир»), дела же внутренние у него вызывали куда меньше интереса. Те же, кому он передоверил выработку решений по ним, именно в этом качестве и не представляли собой ровным счётом ничего. Метафорически выражаясь, воспитанные «великим вождём» «солдаты партии», выдвинувшись на руководящие посты, так и остались по психологии именно солдатами, слепо ждавшими от высшего руководства («хозяина») приказов, а в отсутствие этих приказов - механически, некритично выполнявшими однажды заданную программу («план давай!», «задавим капиталистов танками» и проч.). Ума же у «дорогих товарищей» хватило только на то, чтобы изо всех сил удерживаться у власти самим, создав подчинённым «ощущение безопасности и защищённости», дабы по возможности предотвратить собственное устранение раньше естественного срока. Классическое «после нас хоть потоп».
Резюмируя, пути реформирования у советской системы были (хотя бы чисто теоретически) - а вот кадров, людей, способных вовремя на один из этих путей систему перевести, не было. Вот этом и есть трагедия советской системы - а не во «внутреннем власовстве», «происках ЦРУ и Ми-6», «предателе Горбачёве» или каких-либо ещё смешных выдумках.
З.Ы. Да, всё это написано ради какой-никакой дискуссии - ну или просто мнений окружающих. Было бы интересно узнать, что вы о написанном думаете.
У нового руководства была мощная база для преобразований, причём достаточно серьёзных. И кое-какие социально-ориентированные действия имели место. Однако в экономике ощущалась необходимость в куда более смелых решениях, нежели анемичная «косыгинская реформа». Эта реформа вообще может служить своеобразным зеркалом советского реформаторства. С одной стороны, предприятия вроде бы получили значительную степень самостоятельности. Но в то же время была восстановлена сталиновская система управления экономикой - ведомственная, причём ведомства получили прежний объём полномочий. Это неизбежно привело к тому, что устремления предприятий и госструктур вошли в противоречие - а уж кто победил, не надо и голову ломать. Причём перелом в осуществлении реформы достаточно чёток - это 1967-1969. Показательно, что вслед за этим переломом посыпались и показатели экономического роста.
Но даже и тут оставались возможности для манёвра - коррекция бюрократического всевластия, вообще последовательность в преобразованиях. Как говорится, было бы желание. Увы - и о причине этого я скажу под конец, - ничего внятного предпринято не было.
Однако не одной экономикой живо общество - вообще в рассуждениях о судьбе Совдепа экономическим сюжетам уделяется слишком уж большое внимание. Да, экономика работала плохо, буксовала в простейших вопросах - однако (теоретически) это поддавалось изменению. Вот в чём был совершенно необходим кардинальный поворот - так это в идеологической жизни страны. Ибо ведь именно идеология и командовала экономикой. Но к середине 1960-х «коммунизм» себя скомпрометировал и не мог стать стимулом к чему-либо вообще (допустим, что когда-то он вообще был стимулом для сколько-нибудь значимой части населения). В результате всё выродилось, с одной стороны, в партейное пустозвонство и жалкие попытки поменяться, не меняясь, а с другой - в шестидесятническое скоморошничество про «комиссаров в потных шлемах».
При этом, как ни странно, альтернатива была - совершенно явственно нарастало движение, которое можно называть националистическим, можно русско-патриотическим, в любом случае, существовал общественный запрос на перекидывание мостика между Россией и Совдепией, на, если хотите, «восстановление исторической преемственности». И я говорю не о разрекламированной усилиями Симанова, Кожинова и прочих похожего уровня деятелей «группе русистов» где-то в недрах аппарата ЦК - это-то как раз типичная кухонная оппозиция, не шедшая дальше рассуждений и взаимоприятных разговоров, как грандиозную победу праздновавшая то, что не пропустили в печать материал очередного Рабиновича. Вообще, советское общество было настолько атомизировано (и любовно поддерживалось властью в таком состоянии), что говорить о серьёзно оформленных силах бессмысленно. Однако тенденции были в те времена очевидны - интерес к прошлому России (именно России - «центральной полосы»), как следствие, расцвет этнографических экспедиций, собирание предметов старины, борьба за защиту архитектурных памятников, выпуск записей церковной музыки на фирме «Мелодия» (с высочайшего соизволения самой Фурцевой) да и вообще рост интереса и симпатий к Православию... С неизбывной болью жаловались правоверные комми, что «включишь телевизор, а там то церковный хор, то купола». Появляется и «патриотическая» публицистика, которую так славно погромил в своей статье «Против антиисторизма» в 1972-м будущий архитектор перестройки Яковлев. Т.е. в РСФСР существовал вполне ощутимый культурный тренд, оппозиционный господствовавшей коммунистической-социалистической фразеологии.
Этому поветрию есть и определение - национал-большевизм. Явление довольно омерзительное, конечно, - достаточно почитать писульки современных «сталинистов-государственников», чтобы вполне составить представление. Однако на то момент это была выполне потентная альтернатива - ибо предусматривала отход от интернационализма в сторону патриотизма (пусть «советского»), государственничества, имперства, если хотите, но без болезненного для выросших уже при Совдепе людей (прежде всего, аппаратчиков) разрыва с прошлым. Причём, что немаловажно, это был паллиатив - временная стадия, мостик для перехода к полноценной имперской идеологии. Ведь национал-большевизм - явление неестественное, внутренне противоречивое, а значит и недолговечное. В результате просто самой логикой вещей большевизм был бы сброшен как короста (вместе с вельможным старичьём). К середине 1980-х Совдепия имела бы вполне национально ориентированную элиту.
Уважаемый
diunov совершенно верно по прочтении мемуаров Черняева отметил, что советская элита уже в начале 1970-х совершенно не представляла, что делать и куда двигаться. Сам Черняев, несмотря на свои вполне левые, марксоленинские убеждения, между прочим, хорошо понимал, что необходимо - необходимо осознание себя империей, а не «оплотом интернационализма», проведение политики, исходящей прежде всего из собственной выгоды, политики прагматической. Но такой разворот в политике был невозможен при сохранении господства беспримесной коммунистической идеологии. А вот как раз национал-большевизм подходил очень даже и вполне. Оставалось лишь принять принципиальное решение и двинуться в нужную сторону.Конечно, возникли бы проблемы. Самая очевидная это возможность сохранения соцлагеря. Надо понимать, что сам соцлагерь являлся конструктом во многом искусственным, построенным почти исключительно на общности режимов (опорой которой в основном был «ограниченный контингент советских войск»). Однако эта общность начала трещать по швам уже в середине 1950-х - вспомните, с какими лозунгами выходили на улицы демонстранты в в городах ГДР, Польши, Венгрии. О политике Румынии, первой добившейся от Совдепа вывода своих войск и затем регулярно фрондировавшей буквально «на грани», а также Югославии не стоит и упоминать. Пожалуй, единственной сколько-нибудь надёжной страной была Болгария. Чешские события нанесли огромный удар прежде всего по престижу СССР - солагерники начали, фигурально выражаясь, ждать, когда, наконец, у «старшего брата» начнутся проблемы, чтобы врезать ему под дых и сбежать в «царство свободы». Между тем, эти события надо было использовать для коренного переформатирования отношений в рамках СЭВ. Сам по себе СЭВ был интересной идеей - создать более-менее взаимовыгодную экономическую систему Центральной и Восточной Европы и связать её с СССР. И вот в этом направлении надо было действовать серьёзно и вдумчиво. Для идеологического подкрепления, кстати, неплохо подходил панславизм - довольно изобретательный для своего времени конструкт. Да, поначалу этот новый панславизм имел бы сильный социалистической отлив - ну так на Западе 1960-е этот как раз время социалистического наступления, не столько, правда, в политике, сколько в общественной жизни, причём наступления в направлении поисков новых форм левой идеи. Это также и время роста интереса и симпатий к СССР. Так что никого такие коррективы не смутили бы. Совдеповские же лидеры сами себе нагадили в 1968, едва не поставив крест на СССР как на приемлемом для Запада партнёре, а «международное коммунистическое движение» и вовсе угробили.
История, правда, дала Союзу ещё один шанс - экономической кризис на Западе 1973-74, совпавший со страшной засухой 1972 в СССР. Тут уж волей-неволей пришлось на время позабыть о былых дрязгах и налаживать связи. Связи это были, конечно, вполне колониальные: Совдеп поставлял на Запад энергоносители, а Запад ввозил зерно и другое продовольствие, а также способствовал новой индустриализации - техническому обновлению советской промышленности. Хотя звучит это слишком смело, скажем так: Запад ввозил новейшее оборудование. Увы! Вот здесь уже и сказалось то, что не произошло смены идеологии и экономической системы - с одной стороны, регулярные западные поставки наносили серьёзный идеологический удар, удар, на порядки превосходивший усилия, к примеру, правозащитников и диссидентов. Ведь простой советский человек наглядно убеждался: «сами-то ничего произвести не можем, вон сплошь западная техника, так что ж это за социализм такой?» Конечно, в условиях национал-большевицкой идеологии обставить это сотрудничество в приемлемых терминах не составило бы труда.
А с другой стороны, масса ввезённого оборудования никак не работала на экономику, оседая мёртвым грузом на складах и даже под открытым небом - ведь монтировать и запускать его это время и деньги, а главное, временное падение плановых показателей, такое, которое не компенсируешь приписками и прочими манипуляциями - что при господстве плановой системы просто неприемлемо. Т.е. если в 1930-е западные заводы, ввезённые в Совдеп, хотя бы что-то давали на выходе (в массе своей хлам и брак, но хоть увидеть можно), то в 70-е даже и этого не было - привезли на завод и сложили кучкой в углу, спасибо, Америка/Япония/ФРГ/Франция. Говорю, конечно, огрублённо, были нюансы - но не столь существенные, чтобы сейчас на них останавливаться. Вот, значит, последствия отказа от корректировки экономической модели.
А соцлагерь и так развалился бы - собственно, в начале 60-х в нём уже произошёл раскол с появлением альтернативного центра - Китая. Вот Китаю и следовало бы отдать всю эту интернационалистскую трескотню. Вокруг же СССР сплотить страны цивилизационно близкие, которые, к тому же, могли бы дать ему что-то полезное (ЦЮВЕ) - естественно, на началах такого мягкого доминирования: мы тут старший брат, но будемте дружить, на Западе вы всё равно никому не нужны (эту последнюю мысль надо было донести особенно доходчиво). Такое решение освободило бы СССР от «идеологического обязательства» поддерживать любой режим, который объявит себя «социалистическим». Конечно, в таком случае орды папуасов не получили бы забесплатно каналов, заводов, школ и прочих небесполезных вещиц - но вообще-то «бремя белого человека» это конструкт британский и совершенно непонятно, зачем Совдеп взвалил его на себя. Непонятно с точки зрения национал-большевицкой, конечно, а не интернационалистической.
Но соцлагерь это всё же проблема менее важная. Более же важная - это проблема национальных элит в советских республиках. Они к концу 1960-х уже вполне сформировались - как же, десятками лет выращивали там кадры партсоваппарата, «интеллигенцию». И в результате получили мощное развитие националистических настроений - это, кстати, очень хорошо осознавалось неофициальными публицистами, а лет через 15 проникло и в официальную прессу. Прошло ещё 5 лет, и национальные движения похоронили Союз - думаю, именно им стоит отдавать пальму первенства, которая чаще всего отдаётся экономике или ещё чему-нибудь. Т.е. национальная политика Совдепии была самоубийственной для страны с самого начала - иные пишут о каком-то далеко идущем плане большевиков или их иностранных манипуляторов по полному развалу России, но об этом говорю так, на посмеяться. Однако факт остаётся фактом - национальный вопрос прочно встал на повестку дня и представлял бы наибольшие трудности для обновлённого режима.
Представляется, что при переходе к национал-большевизму точки соприкосновения удалось бы найти - не в шатких компромиссах типа «второй секретарь - русский», а на основе чёткой артикуляции того, что СССР существует за счёт России и именно Россия должна, значит, играть в нём ведущую роль. Конечно, гордые члены «счастливой семьи советских народов» поартачились бы, где-то даже возникли бы «эксцессы» - но торг между элитами центральной и местными привёл бы в конечном итоге к превращению «советского федерализма» в просто федерализм - т.е. наполнению термина содержанием. Это была бы жизнеспособная федерация, в которой республики играли бы примерно ту же роль, что сейчас Татарстан играет в РФ: т.е. фронда по мелким вопросам время от времени, сильные позиции этнической элиты, но в целом живём вместе и даже не дерёмся. Причём советское национал-большевистское руководство могло бы играть на внутренних противоречиях: ведь «Сталин» при создании Союза нарезал границы так, что ни в одной республике не было абсолютного большинства той или иной национальности, всегда имелись крупные группы инородного населения. Правда, такая конструкция имела бы смысл только в национал-большевицкой империи, где центр выступал бы как арбитр в межэтнических спорах (а это позиция бесценная).
Вот тут, рассуждая об арбитраже, мы потихоньку и вышли к рассуждению о том, что же помешало осуществить все эти вполне реальные, как кажется меры. А помешал - фантастически низкий уровень советского руководства. Честно говоря, с позиций нормального человека совершенно непонятно, как эти люди в принципе смогли сделать хоть какую-то карьеру по линии управления страной. Шанс они имели, пожалуй, только в такой антисистеме, как советская. Сейчас пытаются вылепить «мудрых государственных мужей» из Косыгина, Андропова, даже Суслова и чуть ли не Брежнева - попытки, если взглянуть трезво, смешны. Смотришь на их действия - и не возникает ощущения не то что мудрости, а вообще какой-никакой осмысленности действий, не то что стратегического, а сколько-нибудь внятного тактического мышления. Вместо этого либо метания разной степени суматошности, бесчисленные административные преобразования (по сути, лечение гангрены аспирином), либо работа по принципу «будет день - будет пища», т.е. обычное следование за событиями, реакция на происходящее, а не предотвращение нежелательного. Апофеоз всего «менеджмента сталинцев» это так поразившие современников беспомощные слова только что воцарившегося Андропова - человека, по роду многолетней деятельности долженствовавшего иметь исчерпывающее представление о положении дел в стране, - о том, что «мы не знаем общества, в котором живём» и «у меня, конечно, нет готовых рецептов». Эти слова, непредставимые в устах нормального государственного деятеля, полностью обнажают интеллектуальное (если тут употребимо это определение) банкротство советской власти.
В этом плане очень интересен период правления Брежнева. Особенностью сталинской системы было то, что глава партии являлся абсолютным и непререкаемым лидером, «вождём». От движения его пальца зависели годами выстраивавшиеся карьеры, слово генсека было решающим и не подлежащим даже уточнениям, не то что сомнениям. Сейчас часто можно встретить рассуждения о некоем «коллективном руководстве» - что в 30-е, что в 70-е, - но это чушь, господа и товарищи, перепевы умопостроений советологов, пытавшихся хоть как-то рационализировать советскую систему управления, вписать её в привычный западному человеку контекст. Надо понимать простую вещь: «коллективизм» был возможен лишь в тех рамках, в которых его считал нужным допустить глава партии - причём этим рамки не были постоянными (если вообще были). При Брежневе имелось некое их подобие - Ильич II, обладая неким нутряным здравым смыслом, понимал свои слабые стороны, а потому оставил за собой в основном право последнего слова (хотя мог, конечно, вмешиваться в любой вопрос), но, к примеру, идеологическую сферу передоверил Суслову. Были и другие «верные соратники» - Устинов, Громыко, Андропов, - которые могли подкинуть идейку, убедить, выступив единым фронтом. А после 1976-77-го, когда Бровеносец начал впадать в маразм, составили «ближний круг» и в значительной степени вырабатывали решения по «основным направлениям внутренней и внешней политики».
Всё это были представители того самого «сталинского поколения», про которое любят иной раз с глубокой любовью порассуждать советофилы. Все они начинали карьеры уже глубоко в 30-х, возвысились по большей части во время или сразу после «Большого террора» и служили верой и правдой - а значит, прежде всего, приняли и совершенно некритично (попробовали бы покритиковать!) усвоили управленческие практики сталинизма. Ну, собственно, другие-то и не могли в той системе даже выжить, не то что подняться. Ни о каких иных методах управления они осведомлены не были, хрущёвские пертурбации воспринимали с сильной нелюбовью и после его свержения моментально восстановили и прежнюю («сталинскую») систему, и методы управления.
Так что же мы увидим, если приглядимся к этим самым «верным сталинцам» без розовых очков? Догматики, люди-функции, возможность задуматься над выполняемыми действиями для которых, кажется, отсутствовала вообще. «Я министр обороны, значит давай финансы в военку», «я секретарь по идеологии, значит будет всё по Марксу-Энгельсу-Ленину», «я председатель КГБ, значит давить, тащить и не пущать» и т.д. В этих нешироких рамках, конечно, были возможны некоторые тактические флуктуации, но общее направление оставалось неизменным. Помогали тут и особенности управленческого устройства советской системы, в рамках которой секретарь ЦК или министр крупного министерства был (по примеру генсека) главным лицом, последней инстанцией и полновластным хозяином во всей сфере или отрасли целиком - та самая пресловутая ведомственность, фактически имевшая феодальный характер. Плюс, конечно, особенности конкретно брежневской системы - а именно, крайне нечастая сменяемость высших должностных лиц, при коей эти самые лица могли сидеть в своём кресле по 15-20 лет минимум. Особых везунчиков так и выносили вперёд ногами из кабинетов (нечасто), большинство же удалось сплавить на покой лишь при Горбачёве.
Т.е., как видно, временем брежневские начальники обделены не были. А вот что полностью отсутствовало, так это стратегическое мышление, понимание того, как надо управлять и, самое главное, - зачем, с какой целью? Известный американский учёный из левых Роберт Аллен так и писал, определяя главную причину экономического спада и кризиса в СССР: высшее советское руководство проявило «lack of imagination» («недостаток воображения», гибкости) в принятии решений и вообще осмыслении ситуации. Думаю, здесь показательно, что тот же Брежнев большее внимание уделял вопросам внешней политики, нормализации отношений с Западом («моя главная заслуга - мир»), дела же внутренние у него вызывали куда меньше интереса. Те же, кому он передоверил выработку решений по ним, именно в этом качестве и не представляли собой ровным счётом ничего. Метафорически выражаясь, воспитанные «великим вождём» «солдаты партии», выдвинувшись на руководящие посты, так и остались по психологии именно солдатами, слепо ждавшими от высшего руководства («хозяина») приказов, а в отсутствие этих приказов - механически, некритично выполнявшими однажды заданную программу («план давай!», «задавим капиталистов танками» и проч.). Ума же у «дорогих товарищей» хватило только на то, чтобы изо всех сил удерживаться у власти самим, создав подчинённым «ощущение безопасности и защищённости», дабы по возможности предотвратить собственное устранение раньше естественного срока. Классическое «после нас хоть потоп».
Резюмируя, пути реформирования у советской системы были (хотя бы чисто теоретически) - а вот кадров, людей, способных вовремя на один из этих путей систему перевести, не было. Вот этом и есть трагедия советской системы - а не во «внутреннем власовстве», «происках ЦРУ и Ми-6», «предателе Горбачёве» или каких-либо ещё смешных выдумках.
З.Ы. Да, всё это написано ради какой-никакой дискуссии - ну или просто мнений окружающих. Было бы интересно узнать, что вы о написанном думаете.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →